Чтение 85–й страницы книги ~Память льда~

— Дражайшая Майб, столь удачно названная! Ты воистину сосуд! Теперь… Прими этот мир. Пусть он заполнит твой дух. Крюпп должен передать его тебе. Понимаешь?

Воля.

Она внезапно извернулась, ткнула Крюппа локтем в желудок. Он выдохнул и согнулся пополам. Она вырвалась. Встала на ноги…

За ними десятки тысяч волков. Все бегут к ней. Впереди два зверя — гиганта, от них расходится ослепляющая сила.

Майб закричала, развернулась.

Перед ней небольшая лощина. Длинная низкая хижина из костей, связанных конопляными веревками. Вход зияет сумраком.

Рядом столпилось несколько ривийцев.

Майб поспешила к ним.

Волки мелькали повсюду, водя вокруг хижины дикий, хаотический хоровод. Не обращая внимания на ривийцев. Не обращая внимания на нее.

Крюпп, со стонами, с третьей попытки поднялся на ноги. Поспешил за ней, размахивая руками. Она непонимающе смотрела на него.

Он вытащил выцветший платок, отер вспотевший лоб. — Чуть ниже локтем, дорогуша, и…

— Что? Что происходит?

Крюпп помедлил, огляделся. — Ну, они внутри.

— Кто?

— Тогг и Фандерай, конечно. Пришли занять Трон Зверя. Или, в данном случае, Троны. Не то чтобы, войдя в хижину, мы увидели волков, раскорячившихся на стульях. Не сомневаюсь, само их присутствие означает владение. Воображение Крюппа искушают, как бы это сказать, прозаические образы, но лучше от них воздержаться. Теперь, подруга, позволь Крюппу отступить. Те, что к тебе приближаются… ну, это передача от одного другой, и Крюпп ныне должен отступить на задний план.

Она огляделась.

Старик — ривиец смотрел ей в лицо с печальной улыбкой. — Мы просили ее прийти с нами.

Майб нахмурилась. — Кого?

— Твою дочь. Этот мир — для тебя. На самом деле он существует в тебе. Этим миром твоя дочь просит прощения.

— Она с…сделала этот…

— Было много участников, привлеченных сотворенной с тобой несправедливостью. Твоя дочь была… создана… в день отчаяния. Человеком, известным как Крюпп. Старшим Богом К'рулом. Тем, кого зовут Пран Чоль. И тобой самой. А когда она собрала нас около себя, и нами тоже. Серебряная Лиса хотела большего — ответить на трагедию Т'лан Имассов и Т'лан Ай. Возможно, — сказал он с жестом большой печали, — ее желание было слишком великим…

— Где она? Где моя дочь?

Старейшина покачал головой. — Отчаяние увело ее. Далеко.

Майб замолчала. Меня преследовали. Вы и волки. Она поглядела на свои юные руки, медленно подняла их. Это все по- настоящему? Задумчиво повернулась, встречая взор Крюппа.

Дарудж улыбнулся.

Старуха… — Я проснусь?

Крюпп закачал головой. — Та женщина спит вечным сном, дорогуша. Под охраной и могучими чарами. Твоя дочь переговорила с Худом. Достигла соглашения, да. Она подумала, что, потеряв Т'лан Имассов, нарушила договор. Но будем надеяться, что у ее решимости есть… разные грани. Крюпп уповает.

Соглашение. Свобода для Т'лан Имассов. Конец. Их души… будут уходить к Худу.

Духи родные! Она потеряла их? Потеряла Имассов? — Худ не потерпит…

— Не потерпит ли? Почему бы нет? Если у Капюшона не хватает терпения, тогда Крюпп может плясать на остроконечной голове Коля. Чего он, конечно же, не может. Ты не вернешься в то ветхое тело.

Майб оглянулась на духов. — Я состарюсь здесь? Я когда — нибудь…

Старик пожал плечами: — Не знаю, но думаю, что нет. Ты сосуд. Майб.

Сосуд… Ох, доченька, Лиса. Где же ты? Почему я не могу заглянуть тебе в глаза. Просьба о прощении — о двух концах. Она глубоко вздохнула, вкушая носящуюся в холодной, сыром воздухе сладкую жизнь. Так легко взять этот мир в себя. Она сняла один из медных браслетов, протянула ривийцу. — Думаю, это твой.

Старик улыбнулся: — Его сила верно служила тебе?

Она кивнула. — Без меры…

Ее разум наполнило чужое присутствие. Майб.

Тогг. Рокочущая сила, воля самой зимы.

Мы обитаем в этом царстве, царстве Звериных Тронов, но ты его владычица. Во мне есть некто. Смертный дух. Возлюбленный дух. Я хочу отпустить его. Мы хотим. Из этого мира. Дашь ли ты нам…

— Да. Освободите его.* * *

Благословение.

Лишенный бога, он не может дать его. В истинной форме.

Но ведь он не мог также представить свои великие способности, что позволили смертной душе принять страдания десятков тысяч, множества существ, триста тысяч лет живших с болью и потерей.

Он видел лица. Бесчисленные лица. Высохшие, с пустыми темными впадинами глаз. Сухая, рваная кожа. Кости, блестящие между корнями мышц и сухожилий. Он видел руки, расщепленные, изрубленные, пустые — хотя призраки мечей еще обитали в ладонях.

Он стоял на коленях, озирая их ряды. Из небесной темноты лил дождь. То усиливающийся, то ослабевающий потоп сопровождали стоны, бормотание и резкий треск.

Он взирал на них. Они стояли недвижимо, склонив головы.

Но он мог видеть их лица. Каждое лицо. И все сразу.

Я принял вашу боль.

Головы медленно поднимались.

Он ощутил их, ощутил внезапно заполнившую их легкость. Я сделал все, что смог. Но этого недостаточно. Я знаю. Еще не все. Я принял ваши страдания…

— Ты принял наши страдания, смертный.

В себя…

— Мы не понимаем, как.

И теперь я оставлю вас…

— Мы не понимаем… почему.

Ибо все, что плоть моя не выдержит…

— Нам нечем отблагодарить тебя за дар.

… я заберу с собой…

— Прошу, смертный…

…так или иначе.

— Причину. Скажи. За что ты так благословил нас?

… и я…

— Смертный?

Прошу прощения, сиры. Вы хотели узнать обо мне. Я… я смертный, как вы правильно говорите. Мужчина, рожденный три десятка лет назад в Эрине. До того, как подчиниться Фенерову таинству, я носил фамилию Отанфалиан. Мой отец был суровым и скупым человеком. Моя мать улыбнулась лишь раз за все те годы, что я знал ее. Когда я уходил. Но я помню эту улыбку. Теперь я думаю, мой отец вступил в брак, чтобы обладать. Что мать была его пленницей. Я думаю теперь, что она улыбнулась, радуясь моему бегству. Думаю, уходя, я взял что-то от нее. Что-то, достойное освобождения.

Таинство. В Таинстве… я гадаю, не нашел ли я просто иную тюрьму?

— Она свободна в тебе, смертный.

Это было бы… хорошо.

— Мы не стали бы лгать тебе, Итковиан Отанфалиан. Она свободна. И улыбается. Ты рассказал, кем ты был. Но мы все еще не понимаем твоей… щедрости. Твоего сочувствия. Имы спрашиваем снова: почему ты сделал это для нас?

Сиры, вы говорите о сострадании. Сейчас я узнал кое-что о сострадании. Хотите выслушать?

— Говори же, смертный.

Мы, люди, не знаем сострадания. Мы предаем его каждым мигом своих жизней. Да, мы понимаем его ценность, но сразу же прицепляем к нему ценник, бережем его, думаем, что сострадание надо заслужить. Т'лан Имассы! Сострадание бесценно в точнейшем значении этого слова. Оно должно даваться свободно. От избытка.

— Мы не понимаем, но будем думать над твоими словами.

Похоже, вам будет чем заняться.

— Ты не ответил на вопрос…

Нет.

— Почему?

В темноте, под проливным дождем, на глазах тысяч свидетелей Итковиан крепче ухватил все, что было в нем, закрыл свою душу и упал.

Навзничь.

Потому что… Я был Надежным Щитом. Но теперь…

Со мной покончено.

И он умер под жестоким ливнем Отродья Луны.* * *

Посреди просторной, возрожденной тундры, среди сладкого воздуха весны Серебряная Лиса вскинула голову.

Перед ней стояли двое Т'лан Имассов. Один пронзенный мечами. Другой так страшно изрубленный, что едва мог стоять.

За ними неподвижные, молчаливые Т'лан Ай.

Серебряная Лиса хотела отвернуться.

— Нет. Не надо.

Серебряная Лиса поглядела на заговорившего воина. — Ты смеешь мучить меня?

Т'лан Имасс пошатнулся, словно под силой ее негодования, но выпрямился. — Я Онос Т'оолан, Первый Меч. Ты — Призывающая. Ты должна выслушать меня.

Лиса помолчала. Кивнула: — Отлично. Говори.

— Освободи Т'лан Ай.

— Они отвергли меня…

— Сейчас они перед тобой. Они пришли. Их души зовут их. Они снова станут смертными в тобою созданном мире. Смертными, Призывающая, больше не затерянными во снах. Смертными. Одари их. Сейчас.

Одарить… — Они желают именно этого?

— Да. Потянись к ним, и узнаешь всю истину. — Нет, больше никакой боли. Она подняла руки, потянула силу Телланна, закрыла глаза…

— … ибо слишком долго были они скованы. Слишком долго эти создания ведали лишь тяготы преданности…

… и освободила их от Ритуала. Усилие, стоившее так мало, что Лиса поразилась. Как легко освобождать. Вновь дарить свободу.

Открыла глаза. Неупокоенные волки ушли. Не в забвение. Она знала — их души воссоединились с плотью и костью. Больше не вымерший вид. Не здесь, в этом царстве волчьих богов. Она все-таки Гадающая по костям. Ее задача — приносить такие дары. Нет, это не дары. Это то, во имя чего я создана. Мое назначение. Единственное назначение.

Кости Оноса Т'оолана поскрипывали, пока он медленно озирал окрестности, все эти ныне пустынные земли. Его плечи опустились. — Призывающая. Спасибо тебе. Древнее зло исправлено.

Серебряная Лиса поглядела на Первого Меча. — Чего еще ты пожелаешь?

— Стоящая со мной — Ланас Тог. Она отведет тебя назад к Т'лан Имассам. Нужно переговорить.

— Хорошо.

Онос Т'оолан не пошевелился. Лиса нахмурилась. — Чего же мы ждем? — Он еще немного постоял, затем поднял руку и осторожно снял кремневый меч. — А для меня — это, — проскрежетал он, вздымая меч над головой — и бросая на землю, под ноги. Она нахмурилась, поглядела на клинок, гадая о значении такого жеста со стороны воина, звавшегося Первым Мечом. Понимание медленно наполняло ее. Глаза расширились. В конце концов, для чего же я создана, как не…* * *

— Время пришло.

Коль вздрогнул. Оказывается, он задремал. — Что? Какое время?

Муриллио побежал к Майб.

Рыцарь Смерти продолжал: — Она готова к погребению. Мой Повелитель даровал ей вечную защиту.

Старший Бог К'рул посмотрел на широкоплечего воина. — Я ошеломлен. Нет, изумлен. С каких пор Худ стал так великодушен?

Рыцарь не спеша повернулся к богу. — Мой Повелитель всегда великодушен.

— Она еще жива, — заявил Муриллио, вставая между Рыцарем Смерти и телом Майб. — Время не пришло.

— Это не похороны, — сказал ему К'рул. — Майб теперь спит и будет спать всегда. Она спит, чтобы видеть сны. И в ее снах, Муриллио, живет целый мир.

— Как Бёрн? — спросил Коль.

Старший Бог улыбнулся в ответ.

— Погодите! — фыркнул Муриллио. — Сколько же всего этих спящих старушек?

— Она должна возлежать в покое, — провозгласил Рыцарь.

Коль ступил вперед, положив руку на плечо Муриллио. — Идем, убедимся, что ей будет удобно — меха, подушки…

Муриллио вздрогнул от касания руки. — После всего? — Он вытер глаза. — Мы просто… оставим ее? Здесь, в могиле?

— Помоги сделать постель, друг, — попросил Коль.

— Нет нужды, — сказал Рыцарь. — Она ничего не чувствует.

— Не в том дело, — вздохнул Коль. Хотел что-то добавить, но увидел, что Раф'Тогг и Раф'Фандерай сняли маски. Бледные, морщинистые лица, закрытые глаза. Потоки слез. — Что с ними стряслось? — удивился он.

— Их боги наконец нашли друг друга. Во сне Майб, теперь доме для Звериных Тронов. Ты видишь не горе, но радость.

Мгновение спустя Коль пробормотал: — За работу, Муриллио. А потом домой.

— Я все еще хочу знать о старушках, которым снятся миры вроде этого!* * *

Садок распахнулся, трое выпали из него, повалившись на пыльную землю.

Паран откатился от Быстрого Бена и Провидца, так как вокруг них клубилась магия. Когда капитан вытащил меч, Провидец взвизгнул. Дергающегося Джагута обвили черные сети.

Быстрый Бен с пыхтением встал. В его руках крепко сжат Финнест.

На груди Провидца восседала фигурка из скрученных трав. Она радостно кудахтала.

— Кто во имя Худа…

Из портала с шипением и рычанием вынеслась большая черная масса. Паран закричал, отчаянно взмахнул перед собой мечом.

Лезвие прошлось по шкуре и мускулам.

Что-то — лапа — словно молотом ударила Парану в грудь, повалив на землю.

— Стой! Клятая кошка!

Вопль Быстрого Бена был подкреплен магическим взрывом, заставившем пантеру взвыть от боли.

— На ноги, Паран! Я выжат! — крикнул маг.

На ноги? Боги, я порван на тысячу частей, а он зовет на ноги. Однако каким-то образом капитан встал, отпрянув, когда снова увидел пантеру.

Она присела в шести шагах, колотит хвостом, сверкает угольями глаз. Оскалила зубы в злобной ухмылке.

Откуда-то изнутри капитана родилось вызывающее рычание. Звук такой низкий, какого не может произвести человеческое горло. Его заполнила звериная сила, отняв всякое чувство собственного тела. Единственное, что он понимал — он смотрит на громадную пантеру немного сверху.

— Боги! — хрипло прошипел позади Быстрый Бен.

Кошка прижала уши, явно заколебавшись.

Что, во имя Худа, она видит?

— Гадающая! — рявкнул Быстрый Бен. — Стой. Погляди вокруг — погляди, где мы! Мы тебе не враги — мы хоти того же. Здесь. Сейчас.

Пантера сделала шаг назад. Паран увидел, что она готовится к прыжку.

— Мести недостаточно! — крикнул маг.

Кошка вздрогнула. Еще миг — и Паран увидел, что ее мышцы расслабились. Зверь замерцал, изменяя форму — и вот перед ними невысокая, крепкая женщина. На правом плече глубокий порез, кровь течет струйкой, пятная пальцы и капая в пыль. На них взирали черные, необыкновенно красивые глаза.

Паран медленно выдохнул, почуял, как что-то уходит из него — и снова ощутил тело. Руки дрожали, меч плясал в ладони.

— Кто вы? — спросила она.

Капитан промолчал.

Ее взгляд ушел в сторону. — Морн, — произнесла Гадающая.

Паран осторожно повернулся.

Он физически чувствовал дыру, словно удар в сердце. Щель в воздухе, почти на высоте остроконечной крыши пустой башни. Рана, сочащаяся болью — такая боль… вечность — о боги, там душа. Дитя. В ловушке. Печать для раны. Я помню это дитя — девочка моих снов…

Быстрый Бен встал на ноги. Посмотрел на плененного Провидца, на груди которого скрючился древопойманный.

Джагут ответил ему полным ужаса взглядом.